ТАЙНА РУССКОГО СЛОВА

9.Долгое прощание

Борьба за язык - это борьба за веру

Из уст московского священника с самым простым русским именем, совершившего в свое время надо мною Таинство Святого Крещения, довелось как-то услышать слова, сказанные с амвона и глубоко поразившие. С той проповеди, с мысли о родственной, корневой нерасторжимости в языке и в жизни нашей радости и страдания, неразрывной их связи с несением Креста, и началась, наверное, в душе моей эта книга. Обращаясь к пастве, батюшка сказал тогда еще и о том, что, пожалуй, единственное место в мире, где один говорит, а другие молча внимают ему, при этом нисколько не чувствуя себя ущемленными, - Православный храм.

С этих слов батюшки я начинаю, как правило, свои выступления в различных аудиториях, припомнил о них и сейчас. И именно потому, что не стремлюсь никого удивить лингвистическими изысками или, не приведи Господи, кого-то поучать. Наверняка некоторые рассуждения мои покажутся кому-то наивными, что тоже не лишено смысла, ведь я писал не научный трактат. Да и желание, водившее рукой моею, было иным: прежде всего и более всего - поделиться радостью. Великой, не проходящей с годами, а только усиливающейся радостью о замечательном, не имеющем себе равных русском языке. А также болью от лицезрения того, что творится ныне с языком нашим, на что его пытаются обречь, какую скорбную ему уготовляют судьбу.

Наблюдать, как оказалось, можно не только за погодой и животными, но и за языком. Свидетельствую, что занятие это не менее увлекательное, нежели следить за ходом небесных светил. Что-то удивительное и таинственное происходит в такие моменты с собственной твоей душой. И как хотелось бы поэтому, чтобы книга эта не прерывалась, а была продолжена многими и многими радостными озарениями ее будущих читателей. Ведь как важно - научиться слышать. Гордое слово наука - это и означает, по сути, на ухо. И тогда за каждым простым исконным русским словом увидим пусть небольшое, но чудо. А чудо - это и есть чути, то есть слышание. Потому так близки и понятны слова святого Апостола: «Итак вера от слышания, а слышание от слова Божия» (Рим. 10,17).

И как бы я был обрадован и вознагражден, если бы в ком-то размышления мои воспламенили ревность о родной речи, так жестоко попираемой ныне. А если возникнет ревность - появится боль. Ну, а где боль, там, глядишь, рядышком и любовь - это ведь сестры-близняшки.

Не случайно в один из трех эпиграфов к этой книге мною вынесен отрывок из стихотворения Анны Ахматовой «Мужество». Оно было написано ею в 1942 году в эвакуации, вдали от любимого города, находящегося в жестком кольце вражеской блокады. Поразительно, но посвящено оно именно родному языку как самой великой ценности, перед которой меркнут все иные, в том числе и жизнь.

В очередной раз перечитывая заключительные строки стихотворения, вдруг с содроганием сердца обнаружил, что слова: «И внукам дадим, и от плена спасем...» - обращены непосредственно к нам, к моему поколению. Анна Ахматова была одной из тех, кто сберег и передал русский язык нам - моим сверстникам, непосредственно мне. Дальше - дело за нами. Всё отныне будет зависеть от нашего мужества. Моего личного мужества. И чем дальше, тем настойчивее ощущение, что недалек, похоже, тот час, когда борьба за чистоту русской речи будет сродни исповеданию своей Православной веры.

Языкознание - точная наука

Многим я обязан языку. В том числе и честным знанием об истории народа, из среды которого я вышел. Когда-то приходилось уже писать о том, что наука о языке по точности и глубине не уступит математике. Если даже, последовав совету известного грибоедовского героя «собрать все книги да и сжечь», а вдобавок переврать или вовсе замолчать подлинную историю народа, останется-таки - пока он еще жив - его устное творчество. Те же пословицы и поговорки не только украшают язык, они обогащают нашу с вами повседневную речь. Более того, они еще и аккумулируют - для умеющего слышать - тончайшие нюансы этнопсихологии. Иная из них, взятая в отдельности, порой хранит, как в некоем загадочном тайнике, пронеся сквозь нескончаемую вереницу веков, куда больше бесценной информации о людях, выпестовавших ее, нежели иной многотомный высоконаучный изыск.

Так, моя покойная бабушка, укрощая природную вспыльчивость своего внука, нередко переходящую в гневливость, по обыкновению своему урезонивала меня поговоркой, передаваемой в Азербайджане из поколения в поколение, которая буквально звучит так: «Враг тебя камнем, а ты его - пловом». Разве не в этих поразительных словах, как в капле воды океан, отражено то главное, ради чего явлен был миру и принял крестные муки Богочеловек Иисус?!

Не мог не обратить внимание и на то, как, обращаясь к своим счастливым собратьям - будь то удачная женитьба, отлично сданный экзамен или постройка собственного дома с пожеланием того же для себя, мои соплеменники непременно попросят везунчика: «Возложи правую руку мне на голову!» Странная традиция, не правда ли? Однако она вам ничего не напоминает? Вот и я, только придя в Церковь, догадался, откуда и как возникла эта древняя поговорка. Зная отныне, в каком направлении следует искать ответ, я нашел его. Воистину: «ищите, и найдете» (Мф. 7, 7).

Поразительная эта вещь - память, на каком бы уровне она ни проявлялась - будь то слух, зрение, обоняние. А еще есть память генетическая. Она продолжает жить в людях даже тогда, когда о ней и не помышляют, незримо влияя на слова и поступки, порой вопреки здравому смыслу и безупречной логике. Ведь даже травинка - и та растет на корнях, как любила говаривать моя мудрая бабушка.

Понимать себя

Преодоление множества кризисных явлений сегодняшнего периода российской истории невозможно без духовно-нравственного очищения и подъема общества, без опоры на классическую и народную, выдержавшую испытание временем русскую культуру и культуру народов России.

Россия живет тяжело. В раздорах, чиновничьем произволе, бедности. Но она живет и в Вере, и в Надежде, и в жажде созидания. Давайте же созидать ее вместе - под знаком русской классической литературы и великого Русского Слова.

Из резолюция XI Всемирного Русского Народного Собора

Подлинное взросление человека нередко наступает с момента, когда он начинает понимать себя, подлинную мотивацию собственных мыслей и поступков, их происхождение. Наверняка родословные древа заключают в себе, помимо иных, еще и эту функцию. Насколько же важно в этом контексте осознание своих подлинных корней - а значит, и духовных корней целой нации.

Замечательный этнолог Лев Николаевич Гумилев в известном трактате «Тысячелетия вокруг Каспия» в этой связи замечает: «Часто люди искренне полагают, что прошлое, как бы грандиозно оно ни было, исчезло безвозвратно и, следовательно, никакого значения для сегодняшней, а тем более будущей действительности иметь не может. "Нам нужны современность и знание о ней!" - этот тезис приходится слышать и в беседах за чаем, и в случайных разговорах в поездах, и на научных заседаниях, причем каждый раз с нескрываемым апломбом. Да и как не быть апломбу, если мнение столь очевидно и оспаривать его может только чудак?! Однако, если подумать, большинство очевидностей ложно. То, что солнце обходит плоскую землю очевидно, но ведь уже некому доказывать, сколь это неправильно... Тоже и в нашем случае. Достаточно спросить себя, откуда начинается так называемая "современность"? Пять минут тому назад? Или месяц? Или десятилетие? Или век, но если так, то почему не несколько веков? На этот вопрос еще никто не мог ответить. Это первое. И второе, ведь даже момент, любое переживаемое мгновение тут же становится прошлым. А раз так, то оно ничем не отличается от аналогичных же моментов до новой эры или после нее...»

...Потоками слез и крови орошены эти омываемые Каспием благодатные земли, заманчиво простирающиеся для бесчисленных орд завоевателей на важнейшем перекрестке Великого шелкового пути. Не миновали их армии Александра Македонского и татаро-монгольская Орда, полчища Тамерлана. Но именно здесь, в древней Албании, наряду с Персией, также являющейся родиной предков современных азербайджанцев, восемнадцать веков назад воссиял свет Христовой веры.

Первым проповедником христианства в Албании явился святой Елисей, который был рукоположен первым Патриархом Иерусалима, братом Господним Иаковом, получившим себе в удел восточные страны. Ему же приписывают и строительство первой церкви в Албании в местечке Гис, которая была «первоматерью всех церквей на Востоке». По мнению историков, основные районы его проповеди были на территории нынешнего Азербайджана: Огузского района и Карабаха. Таким образом, католикосы Албании получили рукоположение из самого Иерусалима, начиная со II века по Рождестве Христовом.

Но уже в середине V века на пути дальнейшей христианизации Албании, Армении и Иберии встал персидский царь Йездигерд II, который хотел насильно навязать народам Закавказья огнепоклонство. Однако вера в этих краях к тому времени настолько окрепла, что после кровопролитной войны он вынужден был изречь: «Кто чему желает поклоняться - пусть и поклоняется».

Пройдет еще два века - и в этот край хлынут лавиной арабские воины, неся новое учение на острие своих копий. Но соплеменники мои, и ныне упоминая о своей религиозной принадлежности, неизменно добавляют слово «гылындж», что значит меч, памятуя таким образом о способе своего обращения в эту веру.

А ведь к тому времени Албания была процветающим государством с высокоразвитыми культурой и искусством, сформировавшейся и устоявшейся письменностью, которая продолжала долго существовать и после покорения страны арабами. И лишь в XII в. албанский алфавит, насчитывающий 52 буквы, предается забвению.

Минует еще два столетия - и в ходе возникшего здесь крупного народно-освободительного движения под руководством Бабека, беспримерно противостоящего иноземным захватчикам в течение целых двадцати лет, арабским армиям будут нанесены три страшных поражения; только в Азербайджане число его сторонников достигло 300 000 человек.

Бесстрашного воина сгубило предательство - и ему после четвертования отрубили голову. Затем руки, ноги и голову впихнули в живот, облили нефтью и подожгли. Таким же образом поступили и с его братом. Оба при этом не вскрикнули и не проронили ни единого вздоха. А потом, уже мертвого, прибили ко кресту в Самарре. Почему ко кресту? Незадолго до смерти Бабек крестился в Православие, и схвачен был, когда пробирался к своим единоверцам в Византию, чтобы собраться там с силами. «Крест Бабека» - так называлось это место в течение столетий.

И сейчас можно услышать, как на Востоке расшалившихся не на шутку детей пугают «бабайкой», который «придет и накажет». Из тысячелетней глубины дошла до нас эта угроза, ибо так стращали своих непослушных чад арабские матери, на свой манер называя легендарного азербайджанского полководца. Вот и древний историк Ибн Тагриберди свидетельствует, что «Бабек был героем своего времени и храбрецом, которого страшились в Халифате».

И поныне имя его свято чтится на его родине: оно воспето во множестве стихов и поэм, ему посвящены научные исследования и симфонические произведения, исторические романы и поэмы. О великом воине снят также грандиозный постановочный фильм, его имя присвоено ряду административно-территориальных единиц, его гордым именем продолжают называть новорожденных.

Но разве это не вопиющий парадокс, когда у народа, традиционно относимого к магометанству, общепризнанным национальным героем первой величины является историческая личность, мученически погибшая в непримиримой борьбе с теми, кто... принес на его землю эту самую веру?! Возможно, будущие национальные исследователи, вооружившись прежде мужеством, найдут вразумительный ответ на эту историческую загадку. И не в этой ли критической точке вершится мучительный психологический контрапункт народа, не здесь ли следует искать некий код к разгадке подлинных истоков целой череды его прошлых и нынешних трагических нестроений?

Азербайджанцы - разделенная нация. В нынешнем Иране их и сегодня проживает втрое больше, нежели на территории собственного суверенного государства. А ведь два тысячелетия назад отсюда, из этой земли, пришли восточные цари, те самые библейские волхвы, чтобы поклониться Предвечному Младенцу и преподнести Ему драгоценные дары, которые по сию пору хранятся в монастыре Святого Павла на Святой горе Афон в Греции. В свое время к народам, населяющим эти земли, направится для проповеди Евангелия один из учеников Христа - святой апостол Фома. И именно от него те самые волхвы: Мельхиор, Каспар и Валтазар, которых называют еще восточными царями и чьи святые мощи покоятся ныне в Кельнском соборе, - примут Святое Крещение. Другой же святой апостол и ученик Спасителя, Варфоломей, будет распят и примет мученическую кончину от рук язычников в Баку.

Для автора этих строк и его соотечественников, большинство которых, возможно, впервые узнает об этой стороне известных событий, которые принято называть библейскими, существует и еще один важный аспект. И дело тут не только в том, что мы, в который раз вторя Пушкину, «ленивы и нелюбопытны», а от себя добавлю - порой еще и трусоваты. Чрезвычайно важно, что предки наши отнюдь не находились на обочине мировой истории, как это пытаются представить порой иные лукавые литераторы и историки от политики. Более того, они приходили в непосредственное соприкосновение с ее величайшими вехами, положившими начало отсчету новой Христовой эры.

А потому на вопрос, задаваемый мне чаще всех иных, о котором терпеливый читатель, надеюсь, догадался и который поначалу ставил меня в тупик, с годами, кажется, пришел ответ. Полагаю, что среди давних предков моих были - не могли не быть - мученики за веру Христову. И это их святыми молитвами дан мне шанс (но только шанс!) перейти из непроглядной тьмы, в которой я так долго и мучительно копошился, к Свету. Иного объяснения у меня попросту нет, потому как в моей прошлой страшной жизни не нахожу ничего, чем заслужил бы явленную мне милость. И когда десять с половиной лет назад сказал почему-то жене своей, что если не покрещусь, наконец, то умру, даже и тогда не сознавал я того, насколько был близок к истине.

Ныне же прошу святого мученика Уара, имеющего дерзновение предстательствовать пред Христом об умерших в безверии и некрещеными, молиться Спасителю Нашему:

о прадеде моем Али Султанбеке Ирзабекове, который верой и правдой служил русскому Царю, дослужился до чина надворного советника, однако после отставки своей совершил хадж в Мекку; кстати, он первый в нашем роду получил высшее образование на русском языке;

о сыне его Шир Алибеке, участнике трех войн, который окончил классическую гимназию, преподавал в ней, а позже окончил университет, Школу красных командиров, дослужился до звания генерал-майора; заведовал отделом ЦК Компартии республики, был репрессирован и четыре года томился в тюремных застенках в ожидании смертного приговора по сфабрикованному политическому обвинению, каким-то чудом был оправдан; до пенсии трудился скромным школьным учителем, знал множество языков, больше всего на свете любил книги, обладал энциклопедической эрудицией и был убежденным атеистом;

о бабушке моей Бадам-ханум, которая еще в младенчестве моем (так уж сложилось) заменила мне мать; она была старшей дочерью купца первой гильдии Сеид Мамеда Ахундова, вложившего весь свой капитал в приобретение нефтеносного участка земли в бакинском пригороде, экспроприированного позже большевиками; единственная в нашем роду она получила высшее образование на национальном языке, будучи великой труженицей, до последнего своего часа учила в школе малышей; которая все жалела казненного царя и время от времени перепрятывала тетрадь с переписанными ею от руки стихами «запрещенного» поэта Сергея Есенина;

о деде моем Исрафиле Ибрагимове, отце моей матери, профессиональном революционере, заместителе председателя подпольной большевистской организации Закавказья, по заданию которой работал в руководстве жандармского управления края; после революции он стал народным комиссаром, возглавив в республике борьбу с бандитизмом и контрреволюцией; в сорок лет после страшных пыток и издевательств - ему живому выкололи глаза и сожгли бороду его бывшие соратники; он был казнен своей же властью и сброшен в безвестный нефтяной колодец, так что и могилы его нет; позже тою же властью он был реабилитирован и назван ею «рыцарем революции»;

о его жене Любови Азимовой, моей бабушке, уроженке Смоленской губернии, выброшенной после ареста и гибели мужа с тремя маленькими дочерьми на улицу;

о маме моей Назакет Ибрагимовой, ставшей матерью троих сыновей; много лет она жила со страшным клеймом дочери «врага народа», а на закрытом процессе над палачами своего отца, еще юная, выступала от лица детей репрессированных родителей и после этого много месяцев пролежала в больнице с нервным потрясением;

о моем отце Давуде, который, как и мама, побывал в шкуре сына «врага народа»; в войну, еще мальчиком, юнгой ходил на сухогрузе в Иран и тем помогал семье хоть как-то продержаться, пока не было отца и братьев, ушедших на фронт; позже он стал кадровым офицером, как и все мужчины в нашем роду, затем инженером, наделенным всевозможными талантами, ни один из которых так и не смог реализовать в полной мере; он любил читать мне книги на русском языке и первый привил мне любовь к литературе;

о нашем Алике, самом старшем брате отца, необычайно одаренном человеке, который ушел добровольцем на фронт, прибавив себе возраст, был пленен, прошел ад фашистских концлагерей, откуда бежал и сражался партизаном в Греции и Италии; после возвращения на родину был сослан в Сибирь, где прошел еще больший, по его же словам, ад ГУЛАГа и откуда тоже бежал; поступил даже в медицинский институт, но был изгнан как бывший в плену; в возрасте двадцати семи лет он умер на руках своей матери глубоким изможденным стариком;

о старшем брате отца Ниджате, которого в нашей семье за необычайную доброту и детскую наивность называли Пьером Безуховым; кадровый офицер и фронтовик, позже он стал хорошим врачом; поздно женившись, он все свое свободное время посвящал мне; прожив 11 лет с семьей в России, где местные жители называли его отчего-то Николаем Александровичем, после смерти матери он все же вернулся на родину; это именно он когда-то первым сказал мне, еще ребенку, удивительные слова о христианской вере и Христе, Которого очень любил, но так и не дошел до храма;

и о многих иных моих соотечественниках, таких разных людях, которые все до единого, возможно сами того не осознавая, как это случается порой с людьми, были согреты щедрым Русским Солнцем.

И нет такого мертвенного, холодного льда, который не растопило бы это Солнце, нет такой мерзости и скверны, которых бы Оно не выжгло. Как нет такого мрака, нет такой тьмы, которую бы не рассеяло великое Русское Солнце.

А еще я молюсь об упокоении души рабы Божией Евдокии, бабы Дуни, как называли ее в семье моей мамы, простой российской деревенской женщины. Она приехала в свое время в Баку, как многие тогда, спасаясь от голода, и стала помощницей в доме моего деда и няней его детей, по сути второй матерью. Когда же семья «врага народа» оказалась выброшенной на улицу с «волчьим билетом», пошла работать на производство, что и спасло мою бабушку Любу, маму и ее сестер от неминуемой голодной смерти, а уже после она нянчила их детей, так и не обзавелась собственной семьей... И если задуматься, что есть Россия в моей жизни и судьбе, то, наряду со многим и многим, объяснимым и не поддающимся объяснению, это еще и баба Дуня. За нее, голубушку, в Церкви частицу вынимают.

Что делать, или Притча о лесорубе

Книга вот-вот завершится - уже надо откланиваться, пора и честь знать. И все же автору не по себе, что так и не прозвучало на ее страницах извечного русского вопроса. Вот именно - а что делать? Хороший вопрос, ничего не скажешь. Но если после всего сказанного кто-то ждет на сей счет еще каких-то рецептов, то их не будет. Одно знаю наверняка - и в жизни нашей, и в языке нашем все может еще счастливо перемениться, но только при одном всенепременном условии, если начнем - пусть мучительно, пусть со скрипом, натужно - но меняться мы сами.

А потому напоследок подарю-ка я моему дорогому читателю коротенькую, но очень мудрую притчу, которую еще ребенком услышал от наших стариков. В ней говорится о том, как в дубовую чащу пришел лесоруб, маленький человек с небольшим топором. Никто из деревьев на него и внимания не обратил, и только старый могучий дуб весь затрясся от страха, кивая в ужасе на топор. В ответ деревья помоложе стали стыдить его, говоря: «Ну, как нам, могучим великанам, может навредить этот крошечный кусочек железа?» - «Не железа этого я боюсь, - ответил седой патриарх, - мне страшно при виде его рукоятки, ведь она из наших».

Меня здесь русским именем когда-то нарекли...»

И, наконец, о том, что мучило и не давало покоя много лет и только недавно, кажется, отпустило. А виною всему русская пословица: «Где родился - там и сгодился», что жила во мне ядовитой занозой и немым укором. Будем честны, помимо прав юридических, о которых нам так много ныне твердят, существуют - слава Богу! - права нравственные, которые сегодня не в чести. Есть ли у меня, человека другой национальности, рожденного в ином крае, в иной традиции, моральное право говорить, а теперь еще и излагать на бумаге все это?

Непростой вопрос, но с некоторых пор все чаще вспоминаю о том, что, в отличие от многих и многих соотечественников моих, родился еще раз я в возрасте сорока двух лет. На сей раз для жизни вечной. И произошло это главное событие всей моей жизни в небольшом, но дивном московском храме Преподобного Сергия Радонежского в Крапивниках, Подворье Патриарха Московского и всея Руси. Случилось, как в известной песне: «Меня здесь русским именем когда-то нарекли...» Так что, простите, Христа ради, если что не так.

А книга моя подошла к концу, и я благодарен вам, говорю вам спасибо - спаси Бог - за долготерпение ваше, а ведь это молитва за вас. И, возможно, кто-то из прочитавших ее скажет мысленно спасибо мне. И это будет молитва за меня, грешного.

Будем прощаться. А жаль, мне было так хорошо с тобой, мой добрый читатель. Азербайджанец бодро скажет: «саг ол!», что значит «будь здоров!». Персиянин нежно пропоет «худа хафиз», что дословно означает «препоручаю Богу». Английское «гуд бай» - то же, что и «всего доброго». Итальянское «чао!» звучанием своим напомнит нам русское «отчаливай». Турок воскликнет «хай дэ гюле-гюле!», пожелав напоследок чаще смеяться. Русский же, расставаясь, промолвит: «Прощай». Словно попросит прощения за обиды, вольные или невольные, ведь одному Богу ведомо, увидимся ли еще, расставаться же следует с легким сердцем, чтобы не поминали лихом.

Вот и я, прощаясь, прошу у вас прощения. За что? Возможно, и за то, что время, потраченное на это чтение, покажется кому-то потерянным зря. И чем смогу тогда оправдаться? Наверное, только репликой одной шекспировской героини: «Любовью я богаче, чем словами...» И разве не случалось порой обидеть человека нечаянно, даже не подозревая об этом?..

Воистину удивителен язык русский. В нем и прощание - сродни молитве...

...Еще и потому пока дышу,
Пою и плачу, и молюсь
По-русски,
И только так - живу,
Иначе бы не смог,
Что полночь за полночь,
Едва уткнусь в подушку,
Меня целует
В темную макушку
Отец Благим -
Пресветлый
Русский
Бог.

Ирзабеков Фазиль Давуд оглы, в Святом Крещении Василий